«Последний белорус» 17 века

В это воскресенье, 3 июля, Православная Церковь отмечала праздник Собора Всех Белорусских Святых. Как уже понятно из названия, на нём вспоминались все святые Беларуси, просиявшие на ней с самого крещения Руси. К сожалению, большинство из нас не знает даже десятой части всех тех великих слуг Божьих, которые направляли белорусский народ и умирали за его будущее. Собор представляет из себя живое подтверждение того, что история нашей страны действительно настоящая, что её жители уже осознавали себя, пусть и не до конца, отдельным от литовцев и поляков славянским православным народом, несмотря на все попытки последних ассимилировать его. Священномученик Афанасий Брестский является живым примером борьбы белорусского народа за выживание, за идентичность и, самое главное, за Веру.

Он родился около 1595 года на Брестчине, в семье, предположительно, бедного православного шляхтича. Сам Афанасий Брестский в своём «Диаруше», дневнике, называет себя самым худшим, самым простым, самым жалким из всех, но это вполне себе распространённая практика у близких к Богу, ибо те полны смирения, не имеют в себе гордыни и искренне считают себя грешнейшими из всех, хоть и являются настолько праведными, что никто из их современников никогда не был достоин даже взглянуть на них. В пользу дворянского происхождения говорит множество фактов из его дальнейшей биографии.

Он получил замечательное образование, вероятно, в братской школе при Свято-Духовом монастыре в Вильне. Блестяще владел польским, латинским, греческим и церковнославянском, в дополнение к старобелорусскому. Довольно рано, благодаря своему великому уму, стал известен как учитель «наук церковно-русских», вероятно, в домах православной (а может иногда и католической) шляхты или при православных церквях и иных учебных заведениях. Тут-то на него и обратил внимание канцлер ВКЛ Лев Сапега, до которого быстро дошли слухи о ревностном проповеднике Православия и талантливом богослове.

Искусный в деле политических интриг, Лев Сапега пригласил Афанасия Брестского к себе в качестве учителя для Яна Фаустина Лубы, выдававшего себя за Ивана, сына Лжедмитрия II и Марины Мнишек, но на самом деле Ян Фаустин был сыном Димитрия-Михаила Лубы, шляхтича с Подляшья, убитого в Москве при мятеже против ополчения Лжедмитрия.

Афанасий сначала был уверен, что воспитывает наследника московского трона, и своё приглашение ко двору Сапеги рассматривал как акт победы православной церкви. По истечении некоторого времени Афанасий на основании ряда фактов догадался о происхождении «царевича» и болезненно переживал это. Вскоре Афанасий, «поняв ошибочность того света» («зрозумевши омыльность света того»), оставил службу при дворе канцлера и в 1627 году удалился в Виленский Свято-Духов монастырь, где был пострижен в монашество.

Но над Православием в Беларуси продолжали сгущаться тучи. Брестская церковная уния, отдавшая православную церковь и её владения на растерзание католикам, вступала в свою вторую фазу — теперь происходил не только насильственный перевод в униатство, но и полномасштабное наступление на церковный язык. Закрывались белорусскоязычные школы и приходы, убивались учителя и священники. Польские власти не скрывали своего намерения уничтожить наш народ, сначала сделав его католическим, а потом, уничтожив самосознание, присоединить к польскому.

Афанасий Филиппович в течение трёх лет вёл упорную борьбу за Пинский Дубойский монастырь, но в 1636 году стараниями Альбрехта Станислава Радзивилла, ярого сторонника католичества, православные были силой изгнаны из монастыря, а сама обитель со всеми её постройками и землями была отдана пинским иезуитам. Факт отнятия монастыря оказал сильное впечатление на Афанасия. Святой, пытаясь удержать монастырь, составил жалобу Владиславу IV, где описал происшедшее, однако даже после того, как документ был подписан множеством православных, положительных сдвигов не состоялось.

Под видом сбора милостыни Афанасий через Слуцк и Оршу отправился в Москву искать защиты православной веры у российского царя Михаила Фёдоровича. Так как попасть на приём к царю, не имея полномочий и документов о себе, было трудно, то здесь, в Москве, в первом своём публицистическом произведении, специальной реляции «История путешествия в Москву», составленной в марте 1638 года, он описал царю цели и историю своего нелёгкого путешествия, очень печально было описано нелёгкое положение в Речи Посполитой православных жителей Белоруссии и Украины, Афанасий умолял заступиться за них.Также он сообщил царю Михаилу Фёдоровичу о подготовке Лжедмитрия. В цветоносное, Вербное воскресенье Афанасий, собрав щедрые пожертвования, покинул Москву и 16 (26) июня 1638 года вернулся в Вильну, а в июле уже вернулся в Купятицкий монастырь.

После этого начинается его самый трудный жизненный этап: отчаянная, горячая борьба за защиту Веры и всех белорусскоязычных жителей. Он нашёл множество старых документов и привилеев, подтверждающих права православных на огромное количество церквей и храмов. Поскольку права были утверждены не только королём, но и сеймом, это давало им большую легитимность и силу. А в сентябре 1641 года Афанасий сам приезжает на Варшавский сейм, где ему удаётся получить в королевской канцелярии привилей, который подтверждал прежние грамоты и права. Однако канцлер Альбрехт Радзивилл и подканцлер Тризна отказались ратифицировать документ. Из опасений новых преследований православные епископы, собравшиеся на сейм, не смогли помочь Филипповичу.

Но Афанасий не сдался. В 1643 году он вновь прибывает в Варшаву. Афанасий требовал у короля прекращения гонения на православных и отмены унии, в противном случае угрожая Божьим Судом. На другой день король приказал выдать православным привилей.

Такая ревность о чистоте веры, такое радение о защите Православия быстро сделали его не только известным по всей стране, но и очень уважаемым и почитаемым среди простого люда. Это неизбежно вызвало недовольство среди других иерархов, большинство из которых смирилось с унией и, вполне возможно, сами были уже почти готовы к тому, что скоро католичество окончательно поработит православные земли. За поступок Афанасия высшие церковные власти объявили его безумцем и потребовали явиться на суд, где обвинили в том, что он без их совета и разрешения рискнул явиться на сейм и выдвигать ультимативные условия от лица всей православной церкви. Позднее сам Филиппович отмечал: «Уже и сами отцы наши, старшие в вере православной, об умножении хвалы Божией не беспокоятся».

Тогда же произошёл первый арест, из-под которого святому удалось бежать. Вскоре Афанасий снова был заключён под стражу, а после разъезда сейма — предан церковному суду. Суд под председательством ректора Киево-Могилянской академии Иннокентия Гизеля постановил, что Афанасий искупил свой проступок заключением и что, таким образом, Афанасию должна быть дарована свобода и возвращён сан священника. Это решение было утверждено киевским митрополитом Петром Могилой, тоже великим борцом за Православие, который 20 июня направил Афанасия настоятелем в Свято-Симеоновской монастырь, передав послание, в котором советовалось быть более сдержанным в делах такого рода.

Очень скоро его снова арестовали, узнав про совершённое ранее путешествие в Москву, желая тем самым навесить на него если не церковные, то политические статьи. При этом свой арест Филиппович считал политической акцией и местью за его борьбу за оборону православия. В тюрьме он продолжал работать и писать, предлагал конкретные пути примирения католичества и православия, улучшения жизни в государстве. Критиковал бесправие населения, вседозволенность магнатов.

После ареста по всей стране среди православных стихийно стало возникать возмущение. Примерно в это же время свирепствовали душегубы вроде Иосафата Кунцевича, устраивавших настоящий геноцид белорусского народа, уничтожая, сжигая и разрушая православные храмы вместе с паствой и ближайшими деревнями и иногда даже городами. Недовольство православных унией только росло, впоследствии вылившееся в восстание Богдана Хмельницкого. В этих условиях король велел отпустить Афанасия Брестского и отправить его на Украину, считавшейся тогда самой дальней провинцией Речи Посполитой.

Там-то он и застал восстание Хмельницкого, после которого пошла новая волна гонений, и Афанасия арестовали в третий и последний раз.

Афанасий отвечал мучителям: «Проклята теперешняя ваша уния. И знайте о том наверняка, если её из панства своего не выкорчуете, а православную церковь восточную не успокоите, гнев божий над собой наживёте». Его было решено казнить, но для этого требовалась санкция из Варшавы, а король не решился усугубить ситуацию. Тогда местные католики решили сделать это самостоятельно. Его мучили, пытали, присылали лучших католических проповедников, пытаясь склонить на свою сторону, но Афанасий был твёрд в своей Вере. 

Его отвезли назад на Брестчину и отдали жуткому брестскому воеводе А. Масальскому, жестокому гонителю, который, однако, не решился брать на себя такое.

Тогда мучителям ничего не оставалось, кроме как сделать всё самостоятельно. Афанасия Филипповича из обоза воеводы вывели в бор возле деревни Гершановичы и после пыток солдаты брестского воеводы убили святого. Перед смертью тот не отказался от своих слов: «Что я уже говорил, то говорил, и с тем умираю».

Лишь через восемь месяцев, 1 мая 1649 года, некий мальчик показал монахам, где была могила игумена. 7 мая 1649 года с разрешения полковника Фелициана Тышкевича иноки перенесли его в свой монастырь и с почестями похоронили в склепике на правом клиросе в храме святого Симеона Столпника.

За свою жизнь Афанасий Брестский сотворил бесчисленное количество добрых дел, особенно для тех, кто их не заслуживал. Жестокое, погрязшее в католическом фанатизме и шляхецком произволе польское государство с самого момента Люблинской унии, а реально ещё раньше, только и делало, что уничтожало, порабощало извращало всё не-польское. Но даже в таких условиях священномученик Афанасий не предавал государственных интересов. 

Автор: Виктор Партнов