Легко ли быть молодым?

Оценить молодость, без прикрас, может тот, у кого было время ее переосмыслить. Я познакомилась с мужчиной лет 50-ти, всю жизнь он занимался разработкой всякого софта для компьютеров. Сейчас живет с семьей в Израиле, но до сих пор вспоминает молодые годы, которые так сильно повлияли на него.

В 1996-ом году, будучи студентом из маленького городка Рыбница (Приднестровье), он жил в общаге в Питере. Жил хреново. Денег не было совсем, а откуда их брать, ему только 17 лет, ещё не научился ничему. Однако благодаря хорошим знаниям физики и математики открылся способ заработка — делать типовые расчёты для ленивых однокурсников. Однокурсников таких оказалось много, так что на некоторое время, он даже смог себя обеспечить. На еду хватало. Однако заработок этот нестабильный, когда подошли каникулы, все разъехались по домам. Никаких накоплений сделать он не успел. Победовав неделю, так и не придумав, что же делать, он решил поехать домой.

Дома всё было очень плохо, и с деньгами, и с общей ситуацией, поэтому с рациональной точки зрения следовало бы остаться в Питере и поискать какую-нибудь подработку. Но в тот момент никакие рациональные соображения на него не действовали. Он рвался домой, к маме.

И вот ночью, он вышел из питерской общаги и пошёл на Витебский вокзал. Транспорта ночью не было, да и денег на него тоже, поэтому пришлось идти пешком. Добравшись до вокзала, на последние гроши он купил буханку и сел в электричку до Оредежа. Мандражировал он очень сильно. Боялся контролёров, которые могут высадить, его чёрт-те знает где, и там он сгинет. Он боялся вообще всего, даже не понимая, чего именно. Выбора, однако, особого не было. Только неудержимое рвение приехать домой, а иначе — хоть руки на себя накладывай.

Смартфонов и навигаторов тогда ещё не было, поэтому он ориентировался очень примерно, понимая, что надо двигаться на юг. Следующая точка ему становилась известна только на конечной станции. Первым делом, добравшись до конечной, он бежал к расписанию электричек и разбирался, которая из них идёт в южном направлении. Так, приехав в Оредеж, он пересел на электричку до Дно, затем до Новосокольников, затем до Невеля. Ему повезло с расписанием электричек, а также с тем, что удавалось удачно убегать от контролёров. До Невеля он добрался вечером первого же дня. А Невель — это уже почти что Белоруссия. Однако радовался он недолго, т.к. оказалось, что Невель — очень глухой медвежий угол, и дальнейших электричек оттуда нет. Та электричка, на которой он приехал, оставалась на станции и на следующее утро отправлялась обратно в Новосокольники. Через станцию проходили поезда дальнего следования, останавливаясь на пару минут, но сесть в них ему не светило. Что делать, он не знал, и только бессмысленно бродил в лучах закатного солнца по станции, мучительно пытаясь решить, что делать, и не находя решения.

Там его и выцепил майор местного линейного отдела милиции, мужик лет пятидесяти. Выцепил и принялся прессовать. Сначала потребовал документы, а получив их, принялся разглядывать их под лупой и начал утверждать, что документы поддельные. Что он сейчас его посадит в обезьянник до выяснения личности, на двое суток точно, к гадалке не ходи. И что это все похоже, мол, на побег от армии (через пару месяцев стукнет 18), но он не даст увильнуть от выплаты долга Родине. Одним словом, вёл себя чрезвычайно агрессивно.

Ситуация была и так нестабильна, так ещё и милицейский, с его давлением он вовсе расклеился и уже через пять минут был готов разрыдаться. Глаза набрякли и нос распух. Однако майор, завидя признаки подступающей паники, вдруг остановился. Подумав немного, он усадил его за стол, вручил лист бумаги и велел: «Пиши!». Сам же достал из своего стола какую-то типичную советскую брошюру авторства Карла Маркса и принялся ему диктовать по ней. Пришлось послушно записывать, не понимая, к чему он ведёт. Продиктовав несколько абзацев, он остановился и забрал у него лист. Тщательно сверил с оригиналом и не найдя ошибок, удивлённо признал: «Действительно, студент!».

В этот момент его словно подменили. Вместо агрессивного мента он вдруг стал заботливым батей. Расспросил его, что да как, угостил сладким горячим чаем с овсяным печеньем. Дошло до того, что он достал пишущую машинку и выписал предписание бригадиру ближайшего скорого поезда довезти его до Витебска. А затем, выйдя с ним на перрон, самолично вручил бумагу бригадиру и усадил его в поезд. Никакого места ему не полагалось, и он ехал, стоя в тамбуре, но и этого хватало для счастья в тот момент. Он ехал и думал о том, что майор-то старорежимный и искренне полагает, что студенты должны писать грамотно. В то время как почти все его одногруппники этот экзамен провалили бы. Пришлось бы им посидеть в обезьяннике пару суток. Так что хорошее знание родного языка — полезная штука! Он убедился в этом на собственной шкуре.

Таким образом, поздним вечером он уже был в Витебске. Витебск, в отличие от Невеля, уже какой-никакой крупный город, и цивилизация там ощущается значительно сильнее. Чувство отчаяния поэтому немного отпустило несмотря на то, что он провёл ночь на вокзале, в зале ожидания, сидя на деревянных скамейках и непрерывно клюя носом. И даже то, что на него насрал голубь, ночующий где-то под потолком на балках, не ввергло его в подавленное состояние, как это было в Невеле. Он только злобно процедил тогда вполголоса, сжав зубы: «Птичка божия, мать твою так и разэдак!», а какой-то местный мужик в тулупе, ночевавший рядом с ним на лавках, услыхав это, мелко затрясся от смеха и ещё долго не мог придти в себя, подрагивая. Видимо, это выглядело особенно комично в тот момент.

Ну а ранним утром он сел на пригородный поезд до Орши и двинулся дальше. После Орши был Могилёв, затем Жлобин, затем Словечно. На этом пути его несколько раз ловили контролёры и высаживали несмотря на то, что он постоянно был на стрёме и заранее, завидя их ещё вдалеке, перебегал из вагона в вагон. Что ж поделать, приходилось куковать на мелких платформах, дожидаясь следующего поезда и ехать дальше. На это ушло ещё несколько дней.

продолжение следует…