Украинская летчица Надежда Савченко выступила в суде с последним словом. Приговор ей должны огласить 21-22 марта. Процесс проходил рядом с российско-украинской границей, в городе Донецке Ростовской области. Как утверждает обвинение, во время военных действий в Луганской области Украины (по российской версии – в непризнанной республике ЛНР) Надежда была корректировщицей артиллерийского огня. Из-за Савченко, как говорит обвинение, погибли журналисты телеканала «Россия».
Однако биллинг мобильных телефонов показывает, что летчицу задержали за час до гибели журналистов. Ее адвокаты вообще считают, что Россия использует Надежду Савченко в пропагандистских целях, как разменную монету в политической игре.
Городок Донецк – классика российского жанра: маленький, грязный, скучный. В 9 утра троица в спортивных штанах покупает около рынка трехлитровку пива. В том же ларьке берут на троих одну шаурму. Все остальное, включая магазинчики, пиццерию, городской рынок в Донецке закрыто. Причем закрыто с помощью цепей, висящих на дверях.
Если утром что-то и действует, то похоронные конторы. Их тут необычайно много, и каждая предлагает скидку. Говорят, покойников активно поставляет соседняя «ЛНР». Да и сам Донецк, если взглянуть окрест, окружен терриконами – прямоугольными земляными насыпями, напоминающими гробы. А еще тут масса такси. Видавшие виды «Лады» и «Нивы» скопились на улице Кошевого в ожидании пассажиров. Но ни одного пассажира нет, и георгиевские ленточки печально обвисли на лобовых стеклах.
Платный туалет стоит всего 10 рублей. Он находится в местном «торговом центре», где с десяток павильончиков и торговых палаток собраны под большой летней крышей. Не поверите, но туалет работает. У главной тетеньки нет сдачи с пятидесяти рублей, однако проблема в другом: между бортами кабинки и полом – огромное просветы, так что если, пардон, сесть на корточки, то тетеньке все видно. Она сидит за обшарпанным деревянным столиком и пьет чай.
Здешние дома и дороги можно снимать для телепропаганды. Если все разрушения списать не на власть и ЖКХ, а, к примеру, на украинские бомбежки, получился бы хороший материал для любого российского телеканала. Единственное, что тут новое и красивое – табличка «Комитет поддержки реформ президента РФ» на одном из зданий.
К десяти утра подтягиваюсь к городскому суду. Просто так туда не подпускают: улица обтянута полосатыми пластиковыми лентами, будто здесь произошло убийство. Приседая, журналисты пролазят под лентами и попадают к полицейским. Те проверяют документы и рюкзаки. «Что-то я вас тут раньше не видел», – бормочет лейтенант, разглядывая мой штатив. Думаю, он не видел тут многих, потому что сегодня в Донецк приехали десятки журналистов. Это заметно по частоколу штативов с камерами, который выстроился со стороны торца. Тут ворота, в которые должен заезжать конвой Надежды Савченко.
На дороге появляется что-то типа инкассаторского броневика. За ним впритык – вымытая полицейская «Газель» с фургоном. Далее легковушка и крутой джип. Заезжают во двор. Журналисты спешно шагают ко входу в суд, но там уже очередь. Потолкавшись в ней минут 20, попадаю в коридор к охране. Меня просят полностью вывернуть рюкзак, а затем пускают в третий круг ада, фойе. Тут толпятся десятки человек, изнывая от духоты и неопределенности. «Первый канал! Где Первый канал?», – кричат откуда-то из судебных недр, и суровые парни в черных балаклавах пропускают журналиста с оператором без очереди. Остальным нельзя.
«Съемка запрещена!», – выкрикивает мне некто накачанный в пиджаке, когда пытаюсь сделать кадр. Раз в несколько минут охрана пропускает несколько человек. Надеясь попасть в зал, коллеги-журналисты распихивают друг друга локтями и штативами, словно это очередь в винный магазин при СССР. Минут через 40 дверь зала захлопывается за последним счастливчиком. Всё! Остальные увидят Надежду Савченко только экране: трансляция для лузеров организована в соседнем зале. Приходится идти туда.
На телевидении существует понятие «пробить экран». Это когда человек своей энергетикой может зажечь аудиторию. Надежда Савченко – однозначно пробивает, даже при блеклой картинке и отставании звука. Даже через прутья решетки, закрывающей ее лицо. Надежда говорит про то, что не признает своей вины и вообще не считает этот суд легитимным. Про то, что власть в России захватил диктатор-самодур. В середине речи Савченко в своей клетке вскакивает на лавку и показывает суду по локоть, одновременно выставив средний палец. Когда она заканчивает говорить, половина зала поет гимн Украины. Судебные приставы кого-то хватают и тащат. Затем экран гаснет.
Журналистская толпа кидается на улицу, встречать адвокатов. «Единственно возможным приговором может быть оправдательный, – говорит адвокат Марк Фейгин. – Сторона защиты вполне доказала невиновность Савченко не только за период семимесячного суда, но и в период предварительного следствия. Мы все должны ясно понимать, что процесс был политическим». Ему вторит адвокат Николай Полозов: «Голодовку она не прекращает. Сегодня появились новые симптомы. Сейчас она чувствует лихорадку, у нее температура».
Вскоре из здания суда выходит мама Надежды Савченко, Мария Ивановна. Как и Надежда, она не выглядит подавленной и слабой. Все, включая российских журналистов, встречают ее дружелюбно. Какой-то парень приехал из Подмосковья, чтобы подарить Марии Ивановне желто-синий букет.
Тем временем, через дорогу краснодарский гражданский активист Александр Сафронов разворачивает плакат: «Свободу украинской Жанне Д’Арк Надежде Савченко!». Полицейские через дорогу чешут затылок. Очевидно, суд перенесли в глухой Донецк, чтобы тут не было оппозиции с ее акциями и лозунгами. Но оппозиция все равно добралась.
Евгений Титов
The EHU Times 